Литератор Бондарев приехал в город Плошкин прочесть лекцию о современных литературных течениях. На вокзале Бондарев был встречен плошкинским жителем Перекусаловым - ветеринарным врачом и старым гимназическим приятелем литератора.

    Перекусалов так обрадовался встрече с Бондаревым, что от него даже немного запахло вином. Он обнял Бондарева, отошел от него, раздвинул руки и, любуясь издали, со склоненной набок головой, сказал:

    - Ах ты свинтус этакий! Эх ты собака! Как возмужал!… Ка-кой сделался знаменитый! Боюсь, что ты всех тут с ума сведешь!… У меня остановишься?

    - Нет, в гостинице, - пожимая руку Перекусалова, ответил Бондарев. - У тебя жена, дети, и я боюсь стеснить тебя. Приезжай вечером с женой на лекцию.

    - Он еще приглашает! Не только я буду, но и инспектор народных училищ Хромов, и Федосей Иванович Коготь, и член управы Стамякин!! И жена Стамякина будет - прехорошенькое создание! Туземная царица красоты! Увидишь - влюбишь ся в нее, как собака. Вечером после лекции ко мне отправимся - отпразднуем приезд, как это говорится, - столичной звезды! Ах, как я тебя люблю и всегда любил, милый Бондарь!

    - Ты уже… обедал? - спросил Бондарев.

    - А что? Нет, брат… на дорогу посошок выпил - перед встречей-то. Едем сейчас в отель Редькина. Там уж и пообедаем.

    Вечером, читая лекцию, Бондарев видел в первом ряду сияющего, торжественного Перекусалова, рядом с ним краснолицего мясистого человека, оказавшегося, как потом выяснилось, обладателем фамилии Коготь, а еще дальше - маленького хилого Стамякина с женой, которая действительно была на редкость красивой, интересной женщиной.

    Все эти люди неистово аплодировали Бондареву, радостно шумели, а Стамякин даже втайне гордился, что близко знаком с Перекусаловым, который в таких дружеских отношениях со столь известным литератором…

    После лекции все поехали к Перекусалову ужинать.

    

    

    Сначала гости дичились Бондарева и жались по углам, но когда он рассказал два-три смешных анекдота и какой-то пикантный петербургский случай - все оттаяли.

    Обильный ужин, украшенный десятком бутылок с различными этикетками и разнообразным содержимым, окончательно сломал лед. Все зашевелились, оживились.

    Бондарев, сидя рядом с обаятельной Стамякиной, не сводил с нее глаз, подливал ей вина и без умолку рассказывал о Петербурге, о себе, сообщал тысячу смешных, забавных вещей, отчего Стамякина, красиво усмехаясь, придвигалась незаметно к Бондареву ближе и изредка бросала на него из-под трепещущих ресниц сладкий, доходивший до самого сердца взгляд.

    - Да ведь она прелестна, - думал Бондарев, оглядывая ее. - Хорошо бы увезти ее в Питер… Фурор бы…

    Пили много, но никто, кроме хилого маленького Стамякина, не пьянел. Инспектор Хромов, сидевший сбоку Бондарева, бросал на него восторженные взгляды и все подстерегал удобный случай, чтобы вступить в разговор. Подстерег. И спросил робко, тронув литератора за рукав:

    - Как вам приходят в голову разные темы? Я бы думал, думал и целый век ничего не придумал!

    - Профессиональная привычка, - благодушно ответил Бондарев. - Мы уже совершенно бессознательно всасываем все, что происходит вокруг нас, - впечатления, наблюдения, факты, - потом перерабатываем их, претворяем и отливаем в стройные художественные формы.

    - Да… претворяем… в формы, - засмеялся инспектор. - В хорошую бы форму я бы претворил что-нибудь. Из всех редакций помелом бы выгнали.

    Наливая своей соседке вино, Бондарев наклонился немного и шепнул одними губами, как шелест ветерка:

    - Ми-ла-я…

    Красивая Стамякина закрыла густыми ресницами глаза.

    - Кто?

    - Вы.

    - Смотрите, - улыбнулась тихо и ласково Стамякина, - вы играете я огнем. Я опасна.

    - Пусть. Я с детства любил пожары.

    - А как вам платят за принятые сочинения в редакциях? - любовно смотря на Бондарева, спросил инспектор. - Авансом или после?

    - Большей частью авансом, - улыбнулся Бондарев. - Мы стремимся вперед и спешим жить.

    - По-моему, - заявил Хромов, - нужно бы людей, подобных вам, содержать за счет казны. Ешь, пей на казенный счет, веселись и не думай о презренном металле! Пиши о чем хочешь и когда хочешь… Гм… Или вас должно содержать общество, которое вас читает.

    - Это прекрасно, - сказал Бондарев, - пожимая под столом руку соседки. - Но это утопия.

    - Конечно, утопия, - подтвердила Стамякина, гладя бондаревскую руку.

    - Форменная утопия, - пожал плечами Бондарев, кладя руку на круглое колено соседки.

    - Безусловная утопия, - кивнула головой соседка и попробовала потихоньку снять руку, которая жгла ее даже сквозь платье.

    - Пусть так, как есть, - сказал Бондарев.

    - Нет, так нельзя, - улыбнулась Стамякина.

    - Нельзя? - вскричал инспектор Хромов. - А, ей-Богу, можно. Вот, например, где вы, Николай Алексеевич, остановились?

    - В отеле Редькина.

    - И напрасно! И совершенно напрасно!! С какой стати платить деньги? Милый Николай Алексеич! Дайте слово, что исполните мою просьбу… Ну, дайте слово!

    - Если в моих физических силах - исполню, - пообещал, сладко улыбаясь, Бондарев.

    - Милый Николай Алексеич! Я преклоняюсь перед вами, перед вашим талантом. Сделайте меня счастливым… Бросьте вашего Редькина, переезжайте завтра утром ко мне!

    - Да я ведь послезавтра вечером уезжаю, зачем же? - сказал Бондарев.

    - Все равно! На один день! Если бы я был богат, я бы построил вам на берегу тихого моря мраморный дом и сказал бы: "Бондарев! Это ваше… Живите и пишите здесь, в этом доме!" Но я не богат и предлагаю вам более скромное помещение. Но от чистого сердца, Бондарев! А?

    - Спасибо, - сказал тронутый Бондарев. - Если вам это Доставит удовольствие - завтра же перееду к вам.

    - Браво! - восторженно вскричал инспектор Хромов, шумно вскакивая с места. - Господа! Предлагаю выпить за здоровье того светлого луча, который на мгновение осветил нашу тусклую темную жизнь! Урра!

    - Урра! - крикнули гости.

    

    

    - Вы должны отказаться от своих слов! - бешено кричал бледный Перекусалов, тряся за плечо красного возбужденного Федосея Ивановича Когтя.

    - Нет, не откажусь! - ревел Коготь. - Ни за что не откажусь! Хоть вы меня режьте - не откажусь! Зачем мне отказываться?

    - Нет, ты откажешься!

    - Нет-с, дудки. Вот еще какой! Не откажусь.

    Прочие гости столпились около этой пары и миролюбиво уговаривали:

    - Да бросьте! Чего там… Подумаешь!

    - Будто дети какие!…

    - Нет, я этого так не оставлю! Ты должен дать удовлетворение!

    Коготь презрительно вздернул плечами.

    - Когда и где угодно!

    - Послушай, - сказал Бондарев, беря под руку Перекусалова. - В чем дело? Чего ты так разъярился?

    - Он меня оскорбил, - тяжело задышал Перекусалов. - Такого рода оскорбления требуют для своего разрешения единственного пути! Ты, надеюсь, понимаешь?…

    - Ффу, как глупо! Надеюсь, это все не серьезно?

    - Что?? Ты что же думаешь, что если мы в медвежьем углу живем, то и вопросы чести разрешаем по-медвежьи: ударом кулака или показанием языков друг другу? Не-ет, брат!… Я, может быть, закис здесь в глуши, но поставить на карту жизнь - если затронута честь - всегда сумею.

    В глазах Перекусалова засветилось, засверкало что-то новое, красивое и необычное. Бондарев с уважением посмотрел на него.

    - Надеюсь, ты не откажешься быть свидетелем с моей стороны?

    Бондарев положил ему руку на плечо и сказал:

    - Конечно. Я все это устрою. Но, скажи, пожалуйста… чем этот субъект тебя оскорбил? Может быть, пустяки?

    - Нет, не пустяки! Вовсе не пустяки, Бондарев! Я не могу тебе сказать, что именно - мне это слишком тяжело - но не пустяки.

    - Хорошо, - серьезно сказал Бондарев. - Тогда - решено! Завтра я заеду к тебе и сообщу о подробностях.

    Гости стали торопиться домой.

    Когда Стамякина хватилась мужа, то выяснилось, что он лежит в кабинете хозяина на диване. Когда его разбудили, он с трудом открыл глаза, заплакал и заявил, что пусть лучше завтра сошлют его на каторгу, чем сегодня поднимают с дивана.

    - Завтра можете меня ругать, бить по лицу, унижать, но сегодня - я вас очень прошу - не трогайте меня… Все равно я сейчас же упаду и разобью голову до крови. Не трогайте меня, миленькие!

    - Свинья! - прошептала Стамякина и взяла Бондарева под руку. - Вы не откажетесь проводить меня?

    Сердце Бондарева сладко заколотилось.

    - Вы… спрашиваете?… Господи!

    Когда ехали на извозчике, Бондарев держал красавицу за талию, а она смотрела ему в лицо отуманенными глазами и говорила:

    - Вы мой господин! Вы приехали дерзко равнодушный, схватили мою жизнь, как хрупкий орех, и раздавили ее властной рукой. А я-то думала, что моя жизнь - крепкая, крепкая… прочная, прочная… Зачем вы сделали это?

    - Настя… если бы я тебе сказал: уедем со мной, брось все… ты бы бросила? Уехала?

    - С тобой? В Лондон, на Луну; умерла бы, если бы ты умиРал, плакала бы твоими слезами и смеялась бы твоим смехом…

    Она взяла руку Бондарева, поднесла к губам и поцеловала два раза…

    - Завтра я буду у тебя, - сказал Бондарев. - И завтра по зову тебя. Пойдешь?

    - Твоя.

    

    

    Утром, проснувшись, Бондарев долго лежал на кровати и мечтал.

    - Подумать только, что среди тысячи заброшенных, забытых точек на необъятной Руси - есть одна точка: микроскопический город Плошкин. И здесь люди, как это ни странно, - другие, и живут они и думают не захолустно: в один вечер я нашел и наивного фанатика, любителя литературы, моего восторженного поклонника, и смелую, с большим сердцем, женщину, и человека, готового рискнуть жизнью ради чести… И все это очень красиво и странно!

    Он оделся, уложил в небольшой сак вещи и, расплатившись, вышел на улицу.

    - Извозчик! Знаешь инспектора Хромова? Вези меня к нему!…

    - Пожалуйте!

    Хромова дома не было. Бондарева встретила бледная беременная жена инспектора и с пугливым недоумением осмотрела его.

    - Мужа хотели видеть?

    - Да видите ли… - нерешительно сказал Бондарев. - Ваш супруг пригласил меня вчера погостить у вас денек, вместо того чтобы жить в гостинице. - Я Бондарев.

    - Вечно он… - печально качнула растрепанной головой хозяйка. - А разве в гостинице вам нехорошо было?

    - Ничего себе… Но ваш супруг так настаивал…

    - Охота вам было этого дурака слушать? Разве он что-нибудь понимает? Пригласил! У нас три комнаты всего, повер нуться негде - извольте видеть! Вы уж меня извините, но, когда это сокровище вернется, я его съем за это!

    - Приятного аппетита! - пожал плечами Бондарев, по вернулся и вышел. - Действительно, - подумал он, - идиот какой-то… Очень нужно было принимать его приглашение. Изво-озчик, черт! Свободен? Вези меня к Когтю. Знаешь - Федосеем зовут. Иванычем.

    - Господи ж! - высморкался извозчик. - Завсегда.

    - С этой дуэлью еще запутался… черт знает, что такое! Если бы не дал Перекусалову слова - сразу бы плюнул на все. А то теперь мотайся, как дурак…

    Мимоходом он заехал к какому-то доктору. Долго объяснял ему относительно дуэли, а доктор прихлебывал светлый чай и молча слушал.

    - Так как же, а? Вы не бойтесь. Вам, как врачу, не грозит никакая ответственность.

    Доктор встал, протянул литератору руку и сказал:

    - Плюньте!

    И ушел во внутренние комнаты.

    - Порядки! - размышлял Бондарев, трясясь на извозчике по направлению к Когтю. - Тут, пожалуй, и пистолетов не дос танешь…

    Коготь встретил Бондарева радостно.

    - А-а!… Литератор! Звезда! Садись. Чаишки хотите?

    - Спасибо, - сказал Бондарев. - Я, собственно, насчет выработки условий…

    - Условий? Которых?

    - По поводу дуэли.

    - Какой дуэли?

    - Да вчера же! Перекусалов вызвал вас, и вы приняли вызов.

    - Юморист вы, - сказал одобрительно Коготь, - вечно у вашего брата заковыки.

    - Какие заковыки? Есть случаи, когда полагается быть серьезным. Надеюсь, вы не отказываете от дуэли?

    - Вы… в самом деле?

    Коготь загрохотал, обрушился на диван, закашлялся от стремительного хохота и заболтал мясистыми ногами.

    - Зарезал литератор! Уморил! Так Петька меня на дуэль вызвал? Го-го!

    - В чем дело? - закричал Бондарев.

    - Вот - голубчик: режьте меня, жгите - буквально-таки, ни капелюшечки не помню!! Где, когда, что? Правда, пили мы, как носороги. А скажите, милый… Мы… не дрались?

    - Нет, - сухо сказал Бондарев. - В таком случае, прощайте.

    Злой, поехал Бондарев к Перекусалову. Тот еще лежал в кровати.

    - Скажи, - спросил сердито Бондарев, - ты помнишь, как вчера вызвал господина Когтя на дуэль?

    - Неужто вызвал? - удивился Перекусалов. - За что, не помнишь?

    - Это тебе лучше помнить! - закричал Бондарев. - Это ты заставил меня сегодня дурака валять, ездить к доктору, к твоему противнику, который тоже решительно отперся от всякой дуэли. Как это глупо, как пошло!

    - Ты… доктора ездил приглашать? - дико посмотрел на литератора Перекусалов. Закрыл голову одеялом и захохотал стонущим, охающим смехом.

    - О-ой, не могу! О-ой, смерть пришла!

    Бондарев злобно ударил его по голове, выбежал на улицу и вскочил на извозчика.

    - На вокзал! Или нет… Постой… Ты знаешь, где Стамякин живет? Вези к ним.

    Стамякина не было дома. Красавица вышла к Бондареву, кокетливо кутаясь в розовый капот и щуря темные глаза.

    - Кого я вижу! Какой вы милый, что заехали!

    - Настя! - сказал страдальчески Бондарев, целуя ее руки. - Я только сегодня понял, среди какого ужаса, среди какой тины и пошлости ты живешь! Настя! уедем со мной…

    Она высвободила свои руки, погрозила ему пальцем и мягко, как кошечка, опустилась на диван.

    - Ответьте мне на один вопрос…

    - Спрашивай все, что угодно. Милая!

    - Сколько вы зарабатываете в год?

    - Зачем тебе? Тысяч пять-шесть…

    - Ну, будем благоразумны… Вы предлагаете мне уехать с вами. Вы, не спорю, мне нравитесь… Но что же будет!! Положение всеми уважаемой жены известного в городе человека я переменю на какое-то жалкое, двусмысленное положение - любовницы человека, который ведь может меня и разлюбить. И - что такое 6 тысяч? Мы здесь проживаем восемь, а в Петербурге - чтобы жить так, нужно двенадцать. Ну, милый… Ну, не сердитесь же! Будьте рассудительны…

    - Настя! - закричал в ужасе Бондарев. - Грежу я, что ли? Где же вчерашнее?!

    Она погрозила ему пальчиком.

    - Вчерашнее? Не нужно было подливать мне так много вина за ужином.

    

    

    Хотя Бондарев старался уехать из Плошкина незаметно, но провожать его собралась вся вчерашняя компания. В буфете пили вино. Общество оживилось.

    - Милый Николай Алексеич, - сказал любовно инспектор Хромов, - по-моему, несправедливо, что министерство путей сообщения берет с таких людей, как вы, деньги за проезд. Таких людей нужно возить бесплатно, в купе первого класса.

    - Эх! - простонал Перекусалов, опуская голову. - Он хоть и вторым классом поедет, но едет на красивую, интересную жизнь. Ах, братцы, если бы вы знали, как я тянусь к красоте!!

    - Красота - это страшная сила! - подтвердил Коготь, выпивая залпом вино.

    Красивая Стамякина нагнулась к Бондареву, чокнулась с ним рюмкой и шепнула:

    - Скажите на прощанье что-нибудь такое, отчего мне было бы хорошо… Что скрасило бы мою глупую жизнь.

    - Могу! - громко засмеялся Бондарев. - Господа! Пейте больше! Много пейте! Как можно больше…

Сайт создан в системе uCoz